Понимание безрадостной перспективы отчужденного труда, грядущих социальных лишений определяет родительское соучастие в судьбе детей. В отличие от буржуазных семей, здесь ребенок не рассматривается ни как персонификация капиталов, ни как предпосылка последующего социального продвижения. Его детство, как и личность в целом, выступают самоценностью, самодостаточным основанием для любви и заботы, источником родительских радостей.

В отличие от крупного буржуа, где семейное счастье является специфической трансформацией товарно-денежной мощи и ценности, и среднего, где оно освещено туманной, но жизненно значимой перспективой социального восхождения, счастье рабочей семьи проявляется как непосредственная радость, самоценность человеческого существования. Построенное на бедной материальной основе, оно включает преимущественно физические и психосоциальные проявления жизни: радость движения, силы, ловкости, здоровья, общения, понимания, сочувствия, других форм симпатии. Непосредственность семейно-брачных отношений рабочего класса органически вписывается в более обширное целое — микросоциум, сферу ближайшего социального окружения, сохранившую элементы общинного уклада и коллективистских начал. Общение здесь пропитано бескорыстием, экспрессивными формами жизнедеятельности.